— Огни, — прошептал Юрген. — Там внизу кто-то есть.
Один из тау что-то сказал резким, хоть и приглушенным голосом.
— Впереди часовые, — спокойно перевела Эмберли. — Круты ими займутся.
— Но как они могут это видеть? — спросила Веладе, и в ее шепоте слышалось замешательство.
— Нам не требуется видеть, — заверил ее Горок, и завихрение потревоженного воздуха, коснувшееся моего локтя, подсказало мне, что он ушел.
Так как мои глаза уже привыкли к темноте, я смог увидеть смутные тени на фоне тусклого света вдалеке, но внезапно они пропали.
Через мгновение долетело несколько коротких сдавленных криков, а потом — легко узнаваемый звук ломающейся кости. Снова спустилась тишина, которую нарушил шепот тау.
— Путь свободен, — заверила нас Эмберли, и мы устремились навстречу свету, который выглядел удивительно уютно и приветливо. Он не был таким уж ярким, просто цепочка работающих вполсилы осветительных шаров на потолке, с длинными промежутками тени между ними, но после темноты они казались необычайно яркими.
За первым из осветительных шаров поперек коридора была возведена баррикада, которая перекрывала коридор, оставляя узкую щель возле стены, в которую мог протиснуться один человек.
— Похоже на внутренний пропускной пункт, — сказала Требек, и Келп громко фыркнул.
— И кто бы мог подумать? — поддел он.
Впрочем, она была права, преграда явно была предназначена для того, чтобы регулировать проход, вряд ли она могла сдержать незваных гостей. Возможно, сдерживание было задачей тех, кого мы оставили позади, пока тау не освободили их от их обязанностей. В противном случае пост был бы укреплен куда тщательнее, и я сказал об этом Эмберли.
— Почему вы так думаете? — спросила она, давая мне понять, что какими бы знаниями инквизиторы ни располагали, они не умеют думать как солдаты.
— Он расположен в освещенном месте, — указал я. — Если бы они опасались вторжения, то расположили бы посты дальше, в темноте, где можно было бы, оставаясь в темноте, наблюдать за коридором. А здесь им не видно ничего, что находится вне круга света.
— Что весьма помогло нам овладеть преимуществом внезапного нападения,- любезно добавил Горок.
Когда он напомнил о своем присутствии, я повернулся, как раз чтобы увидеть, как он нагнулся и вырвал добрый кусок плоти из человеческого тела, лежавшего у его ног. У меня к горлу подступила тошнота, солдаты в ужасе зароптали, и кто-то выразил свое отвращение в виде непристойного ругательства. Келп начал было наводить свой хеллган, но потом отказался от этого намерения.
Я заметил, что тау, когда их союзники приступили к своей грязной трапезе, смотрели куда-то в сторону, будто испытывали такое же отвращение, но были слишком вежливы, чтобы высказать его. Тут, к еще большему моему изумлению, Горок выплюнул кусок мяса обратно, и это вновь напомнило мне о мертвой женщине. Крут что-то протрещал на родном языке, и его сородичи тоже повыплевывали человечью плоть.
— Что это все значит, именем Императора?! — прошептал я, обращаясь к Эмберли, но она лишь пожала плечами:
— Простите, но на крутском я не говорю.
Слух Горока был сверхъестественно острым, по крайней мере, по человеческим меркам, потому что он ответил на мой вопрос:
— Он испорчен, как и остальные.
Крут издал звук, который я расценил как выражение отвращения.
— Как это — испорчен? — спросила Эмберли.
Горок развел руками в удивительно человеческом для чужака жесте, который, как я предположил, он перенял у тех, у кого учился готику.
— Это… — Он сбился на крутский, издав несколько свистов и щелчков. — В вашем языке нет точного эквивалента, который бы я знал. Такие переплетенные молекулы, которые копируются…
— Гены? ДНК? — спросила Эмберли.
Горок наклонил голову набок, видимо размышляя над этим, и задал одному из тау вопрос на своем языке.
— Нечто похожее, — наконец ответил он.- Тау тоже знают это, но по-иному, нежели мы.
— Вы хотите сказать, что можете распробовать их ДНК? — недоверчиво спросил я.
Горок качнул головой:
— Не совсем так. Поскольку вы к этому неспособны, это будет то же, что объяснять цвета слепому. Но я шейпер, и я могу чувствовать такие вещи.
— И их гены испорчены, — заключила Эмберли так, словно подтвердились какие-то ее предположения, и тут меня осенило ужасающее понимание.
Тяжелые воспоминания об одной из прежних кампаний, и разговор во дворце в тот день, когда мы впервые встретились, соединились. Внезапно я понял, что она ожидала найти здесь, и лишь Император знает, каких сил мне стоило сдержаться и не рухнуть на колени, воя от ужаса, а затем понестись прочь отсюда, к поверхности.
Несмотря на мои нелестные замечания касательно литературных достоинств (точнее, их отсутствия), я считаю полезным привести этот единственный отчет очевидца мобилизации 597-го, который мне удалось обнаружить. Читателям с тонкой любовью к готическому языку, возможно, лучше пропустить этот отрывок. Тем же, кто все-таки решит подвергнуть себя этому испытанию, приношу свои извинения.
«Как Феникс из пламени: основание 597-го»
генерала Дженит Суллы (в отставке), 097.М42.
«Представьте, если можете, ужасающее чувство зряшности, которое висело над нами в эти темнейшие из дней. Когда город, который мы прибыли защищать, горел вокруг нас, нетерпение в наших сердцах горело не менее яростно. Потому как мы были преданными воинами Императора, и ни один из нас не мог понять, почему мы должны оставаться в стороне от битвы, быть частью которой желали каждый мужчина и каждая женщина из нашего числа. Но мы сдерживали руку свою, и мрачный долг этот не становился легче оттого, что был нежеланен, ибо не клялись ли мы подчиняться? И мы воистину подчинялись, несмотря на муку, которую все мы испытывали от нашего вынужденного бездействия, до тех пор, пока наконец-то лорд-генерал не отдал приказ к мобилизации.